Морской поход: «Два мира пытались найти точки контакта»
Тонкость ситуации заключалась в том, что на одном борту оказалось два мира: люди, прожившие значительную часть жизни в Советском Союзе. И люди, которые жили за рубежом, в основном, родились уже не в России, но при этом затаили на современную Россию своего рода обиду.
Нет, пожалуй, это даже не обида. Это сложное психологическое явление – это история про то, что человек всю свою долгую жизнь жил с огромным набором разнообразных чувств по отношению к России – она родина, ты её должен любить, но ты не можешь туда попасть; она родина, но она изгнала лучших сынов. Много всего. Много совершенно противоположных чувств.
И то, что происходило на корабле, интересно, прежде всего, как человеческое событие – как эти два мира встретились и пытались найти точки контакта.
Лично я отвечал за встречу молодёжи из Франции и России. Мне показалось, что получилось это скорее формально, два мира так и остались двумя разными и отдельными мирами. Но скорее всего тут еще сказалась моя личная история.
Так получилось, что сестра моей прабабушки эмигрировала во Францию из Севастополя как раз в 1920 году. То есть моя прабабушка Ирина Николаевна Муравьёва осталась в России, а ее сестра Елена Николаевна Осоргина эмигрировала. Мы естественно знали о существовании наших родственников – потомков Елены Николаевны. И я был очень рад, когда на борту совершенно не специально оказались потомки Осоргиной.
В походе я участвовал как сотрудник Фонда, не как потомок этих фамилий. К сожалению, когда я подошёл к ребятам и сказал, кто я и что я, с их стороны это особенного энтузиазма не вызвало, мы особо потом и не общались в течение перехода. Это грустная история. Мне показалось, что молодёжь вообще довольно равнодушна к этой теме, они живут в совсем другом мире и не очень интересуются нашим.
Хотя при всём этом у них сохраняется сильный интерес к русскому пению – прекрасно они пели на наших корабельных литургиях, слаженно, очень чисто и хорошо. Служил владыка Михаил прямо посреди моря и эти удивительные службы очень запомнились.
С другой стороны, и очень пожилые люди порой вели себя нетривиально. Например, была странная и даже смешная ситуация, когда наш оператор во время какой-то встречи заслонил вид сидящему дедушке из эмигрантов, и тот начал нашего человека отгонять буквально палкой. Что это было? Почему?
А был совершенно трогательный случай с почти столетним человеком по имени Ростислав Дон. Он родился в Севастополе и буквально на руках его младенцем внесли на корабль, чтобы покинуть Россию навсегда. Он мечтал ступить ногами на землю Севастополя. Помню, все мы очень ему сочувствовали, когда выяснилось, что он не сможет это сделать из-за бюрократических моментов. И когда всё же ему разрешили сойти с трапа, это было замечательно.
А в походе у меня, например, была ещё и такая задача. Надо было на могилах разных воинов в разных странах оставлять щепотку русской земли. Землю везли мы в специальной банке, и на всех службах я ходил с этой банкой и в нужный момент её подавал. Это тоже было очень трогательно.
Очень запомнилась Бизерта – какое-то фантасмагорическое ощущение: ночь, тёплая темнота, Африка, мы едем на кладбище, совершаем службу, потом в храм, потом на корабль и уходим в эту же ночь.
В целом мне показалось, что одного похода для того, чтобы соединить расколотые половины, мало. Но позитивные последствия оказались очень ощутимыми в другой программе. Я занимался организацией экспедиций на остров Анзер Соловецкого архипелага. Мы помогали восстанавливать там Троицкий скит. И дважды с нами ездили участники из потомков эмигрантов.
Среди них нашёлся очень мотивированный человек Алексей Григорьев (из потомков галлиполийцев). И семья по фамилии Малко из Лиона: папа и три сына. Один из сыновей оказался суперкрутой плотник, очень талантливый – точность движений у него была невероятная, мы все собирались, чтобы посмотреть, как он работает. Он в храме Троицкого скита поставил временный иконостас – кажется, он стоит там до сих пор – очень устойчивая и красивая конструкция.
Получается, благодаря походу эти люди вернулись в Россию и сделали свой вклад в восстановление храма на Соловках. Так что здесь есть две стороны: и некоторое разочарование, но и возвращение.
Тонкость ситуации заключалась в том, что на одном борту оказалось два мира: люди, прожившие значительную часть жизни в Советском Союзе. И люди, которые жили за рубежом, в основном, родились уже не в России, но при этом затаили на современную Россию своего рода обиду.
Нет, пожалуй, это даже не обида. Это сложное психологическое явление – это история про то, что человек всю свою долгую жизнь жил с огромным набором разнообразных чувств по отношению к России – она родина, ты её должен любить, но ты не можешь туда попасть; она родина, но она изгнала лучших сынов. Много всего. Много совершенно противоположных чувств.
И то, что происходило на корабле, интересно, прежде всего, как человеческое событие – как эти два мира встретились и пытались найти точки контакта.
Лично я отвечал за встречу молодёжи из Франции и России. Мне показалось, что получилось это скорее формально, два мира так и остались двумя разными и отдельными мирами. Но скорее всего тут еще сказалась моя личная история.
Так получилось, что сестра моей прабабушки эмигрировала во Францию из Севастополя как раз в 1920 году. То есть моя прабабушка Ирина Николаевна Муравьёва осталась в России, а ее сестра Елена Николаевна Осоргина эмигрировала. Мы естественно знали о существовании наших родственников – потомков Елены Николаевны. И я был очень рад, когда на борту совершенно не специально оказались потомки Осоргиной.
В походе я участвовал как сотрудник Фонда, не как потомок этих фамилий. К сожалению, когда я подошёл к ребятам и сказал, кто я и что я, с их стороны это особенного энтузиазма не вызвало, мы особо потом и не общались в течение перехода. Это грустная история. Мне показалось, что молодёжь вообще довольно равнодушна к этой теме, они живут в совсем другом мире и не очень интересуются нашим.
Хотя при всём этом у них сохраняется сильный интерес к русскому пению – прекрасно они пели на наших корабельных литургиях, слаженно, очень чисто и хорошо. Служил владыка Михаил прямо посреди моря и эти удивительные службы очень запомнились.
С другой стороны, и очень пожилые люди порой вели себя нетривиально. Например, была странная и даже смешная ситуация, когда наш оператор во время какой-то встречи заслонил вид сидящему дедушке из эмигрантов, и тот начал нашего человека отгонять буквально палкой. Что это было? Почему?
А был совершенно трогательный случай с почти столетним человеком по имени Ростислав Дон. Он родился в Севастополе и буквально на руках его младенцем внесли на корабль, чтобы покинуть Россию навсегда. Он мечтал ступить ногами на землю Севастополя. Помню, все мы очень ему сочувствовали, когда выяснилось, что он не сможет это сделать из-за бюрократических моментов. И когда всё же ему разрешили сойти с трапа, это было замечательно.
А в походе у меня, например, была ещё и такая задача. Надо было на могилах разных воинов в разных странах оставлять щепотку русской земли. Землю везли мы в специальной банке, и на всех службах я ходил с этой банкой и в нужный момент её подавал. Это тоже было очень трогательно.
Очень запомнилась Бизерта – какое-то фантасмагорическое ощущение: ночь, тёплая темнота, Африка, мы едем на кладбище, совершаем службу, потом в храм, потом на корабль и уходим в эту же ночь.
В целом мне показалось, что одного похода для того, чтобы соединить расколотые половины, мало. Но позитивные последствия оказались очень ощутимыми в другой программе. Я занимался организацией экспедиций на остров Анзер Соловецкого архипелага. Мы помогали восстанавливать там Троицкий скит. И дважды с нами ездили участники из потомков эмигрантов.
Среди них нашёлся очень мотивированный человек Алексей Григорьев (из потомков галлиполийцев). И семья по фамилии Малко из Лиона: папа и три сына. Один из сыновей оказался суперкрутой плотник, очень талантливый – точность движений у него была невероятная, мы все собирались, чтобы посмотреть, как он работает. Он в храме Троицкого скита поставил временный иконостас – кажется, он стоит там до сих пор – очень устойчивая и красивая конструкция.
Получается, благодаря походу эти люди вернулись в Россию и сделали свой вклад в восстановление храма на Соловках. Так что здесь есть две стороны: и некоторое разочарование, но и возвращение.
Косово: «Сербы относятся к нам поэтически»
Важная история для меня – Сербия. Моя задача была работать с Приштинским университетом. Он располагался в столице Косово, а потом был перенесён в Митровицу – это самый большой сербский анклав. Там есть кафедра русского языка и литературы, и мы организовывали приезд туда русских преподавателей, Фонд выплачивал студентам стипендию.
Самой главной встречей для меня была встреча с Митрой Релич – она была изгнана вместе с университетом, но ходила на территорию, отнятую у сербов, где жили албанцы, и составляла опись сербских кладбищ, чтобы не стиралась память. Проблема в том, что эти кладбища разрушались, а потом на этих местах что-то по-видимому строилось. А человеку нужно сохранять память о своих предках. Митра для меня стала примером христианина, который смотрел в глаза смерти. Она рассказывала, что, когда сербам было уже опасно находиться на территории, занятой албанцами, она пошла к Даринке Еврич, своей подруге поэтессе, чтобы той было не страшно умереть, если в её квартиру ворвутся.
Косово оказалось местом, где я увидел настоящую веру, которая связана с гонениями, подвигом и чем-то стоящим даже смерти.
Потрясающим по силе событием стали похороны сербского патриарха Павла. Я стоял у его гроба с ощущением, что передо мной лежит святой, в воздухе была разлита какая-то трепетная пасхальная радость.
Важная история для меня – Сербия. Моя задача была работать с Приштинским университетом. Он располагался в столице Косово, а потом был перенесён в Митровицу – это самый большой сербский анклав. Там есть кафедра русского языка и литературы, и мы организовывали приезд туда русских преподавателей, Фонд выплачивал студентам стипендию.
Самой главной встречей для меня была встреча с Митрой Релич – она была изгнана вместе с университетом, но ходила на территорию, отнятую у сербов, где жили албанцы, и составляла опись сербских кладбищ, чтобы не стиралась память. Проблема в том, что эти кладбища разрушались, а потом на этих местах что-то по-видимому строилось. А человеку нужно сохранять память о своих предках. Митра для меня стала примером христианина, который смотрел в глаза смерти. Она рассказывала, что, когда сербам было уже опасно находиться на территории, занятой албанцами, она пошла к Даринке Еврич, своей подруге поэтессе, чтобы той было не страшно умереть, если в её квартиру ворвутся.
Косово оказалось местом, где я увидел настоящую веру, которая связана с гонениями, подвигом и чем-то стоящим даже смерти.
Потрясающим по силе событием стали похороны сербского патриарха Павла. Я стоял у его гроба с ощущением, что передо мной лежит святой, в воздухе была разлита какая-то трепетная пасхальная радость.
«Мне рассказали, что как-то Патриарх Павел вместе с одним священником путешествовал по военному Косово, когда там было уже опасно для сербов. Священник очень волновался, ему было страшно. Когда они вышли из машины, Патриарх достал коробку леденцов, которые не производили к этому моменту уже лет тридцать. Он поднял с земли камень и расколол им один из леденцов на две части. Дал половину священнику, а другую — съел сам. Это был их обед. Священник потом рассказывал, что в этот момент он почувствовал, что уже ничего не боится».
В Белграде мы делали дважды Дни русской культуры – приглашали учёных, философов, музыкантов, народных и современных, проводили круглый стол, чтобы усиливать наше культурное присутствие в Сербии.
Вообще сербы к нам относятся поэтически: мы для них особенно дорогие люди. Сам факт того, что ты из Москвы и России, даёт огромный кредит доверия и любви. Гостеприимство, интерес и доброжелательность – основные впечатления от общения с сербами. И хотя я переключился на другие проекты, воспоминания о Косово и Сербии у меня самые яркие и живые.
Фонд и его проекты – это большая история в моей жизни. Недавно написал книгу «Журнал пешехода» – там есть детали и про проездки в Сербию.
В Белграде мы делали дважды Дни русской культуры – приглашали учёных, философов, музыкантов, народных и современных, проводили круглый стол, чтобы усиливать наше культурное присутствие в Сербии.
Вообще сербы к нам относятся поэтически: мы для них особенно дорогие люди. Сам факт того, что ты из Москвы и России, даёт огромный кредит доверия и любви. Гостеприимство, интерес и доброжелательность – основные впечатления от общения с сербами. И хотя я переключился на другие проекты, воспоминания о Косово и Сербии у меня самые яркие и живые.
Фонд и его проекты – это большая история в моей жизни. Недавно написал книгу «Журнал пешехода» – там есть детали и про проездки в Сербию.
ШОД: «Горизонтальные низовые связи и есть общество»
Я сейчас веду два больших проекта, которые взаимосвязаны, но в то же время отдельны.
Школа общественного действия – это про обучение, поддержку и объединение социальных активистов. Когда люди из самых разных городов со своими проектами приходят к нам, их обучают наши наставники, и их проекты становятся лучше, эффективней, системнее.
Я сейчас веду два больших проекта, которые взаимосвязаны, но в то же время отдельны.
Школа общественного действия – это про обучение, поддержку и объединение социальных активистов. Когда люди из самых разных городов со своими проектами приходят к нам, их обучают наши наставники, и их проекты становятся лучше, эффективней, системнее.
Школа Общественного Действия существует с 2011 года, и сейчас это сообщество людей, которые в разное время с нами сотрудничали. Это могут быть сотрудники НКО, вузов, школ, храмов, музеев или библиотек. Но все они через свои проекты являются организаторами социальных изменений, общественными деятелями В какой-то момент стало ясно, что таким людям надо помогать обучаться, развиваться, объединять их и усиливать их ресурсы и компетенции. Это делает общество сильнее и взрослее, усиливает горизонтальные низовые связи между людьми и организациями.
Мы даём возможность активистам встретиться и проработать их проекты с профессионалами. Вот несколько примеров проектов, которые участвовали в недавнем потоке наставнической практики ШОД. Социально-психологический проект «Перезагрузка» из города Новоуральска Свердловской области, помогающий девочкам в трудной жизненной ситуации, преодолеть кризисы и освоить важные социальные навыки.
Проект «Мастерская «Светоч», повышающий качество жизни людей в психоневрологических интернатах. Петербуржский проект «Уникальные люди», оказывающий поддержку женщинам с аллопецией, добровольческая служба «Совместно» из Архангельска и другие.
Наши участники вместе с наставниками создают долгосрочные стратегии для своих организаций, фандрайзинговые и медиа планы, формируют и внедряют новые проектные решения, регистрируют самостоятельные некоммерческие организации, приобретают новое видение и понимание перспектив своего профессионального развития. Важно, что результаты появляются прямо здесь и сейчас, мы видим, что механизм, который мы создали работает, новые проектные решения внедряются в жизнь на наших глазах.
Например, есть в Петербурге проект по поддержке подростков с ВИЧ, который делает АНО «Пора помогать». На этой теме лежит стигма, она пугает людей. И у нас была задача создать для них фандрайзинговую стратегию.
Мы даём возможность активистам встретиться и проработать их проекты с профессионалами. Вот несколько примеров проектов, которые участвовали в недавнем потоке наставнической практики ШОД. Социально-психологический проект «Перезагрузка» из города Новоуральска Свердловской области, помогающий девочкам в трудной жизненной ситуации, преодолеть кризисы и освоить важные социальные навыки.
Проект «Мастерская «Светоч», повышающий качество жизни людей в психоневрологических интернатах. Петербуржский проект «Уникальные люди», оказывающий поддержку женщинам с аллопецией, добровольческая служба «Совместно» из Архангельска и другие.
Наши участники вместе с наставниками создают долгосрочные стратегии для своих организаций, фандрайзинговые и медиа планы, формируют и внедряют новые проектные решения, регистрируют самостоятельные некоммерческие организации, приобретают новое видение и понимание перспектив своего профессионального развития. Важно, что результаты появляются прямо здесь и сейчас, мы видим, что механизм, который мы создали работает, новые проектные решения внедряются в жизнь на наших глазах.
Например, есть в Петербурге проект по поддержке подростков с ВИЧ, который делает АНО «Пора помогать». На этой теме лежит стигма, она пугает людей. И у нас была задача создать для них фандрайзинговую стратегию.
Или в Чите существует фестиваль «Искусство в защиту животных» – зоозащита не слишком популярная тема, и мы помогаем им заинтересовать жителей.
Есть очень нужный проект для многодетных семей «Осознанное супружество». Цель его в том, чтобы мужья и жёны проводили время без детей, вместе, чтобы была возможность общаться. Часто в семье всё нацелено на детей, а про отношения мужа и жены забывают. Это неправильно.
Есть очень нужный проект для многодетных семей «Осознанное супружество». Цель его в том, чтобы мужья и жёны проводили время без детей, вместе, чтобы была возможность общаться. Часто в семье всё нацелено на детей, а про отношения мужа и жены забывают. Это неправильно.
Особые встречи: «Мир как бы размыкается»
Этот проект – про поддержку волонтёрами людей с особенностями развития, расстройствами и инвалидностью в ментальной сфере. Происходит постоянный процесс общения волонтеров и подопечных – с помощью интернета и в оффлайне, и эти встречи помогают людям в психоневрологических и детских коррекционных интернатах, а также детям, проходящим лечение в психиатрической больнице жить более интересной, наполненной и созидательной жизнью приобретать новые социальные навыки.
Этот проект – про поддержку волонтёрами людей с особенностями развития, расстройствами и инвалидностью в ментальной сфере. Происходит постоянный процесс общения волонтеров и подопечных – с помощью интернета и в оффлайне, и эти встречи помогают людям в психоневрологических и детских коррекционных интернатах, а также детям, проходящим лечение в психиатрической больнице жить более интересной, наполненной и созидательной жизнью приобретать новые социальные навыки.
Почему вообще мы в Фонде занялись развитием именно волонтерских проектов? Мы сформулировали для себя главный принцип. Главная задача наших молодежных программ – помочь молодому человеку повзрослеть. И потом мы осознали, что этот момент взросления происходит в процессе очень конкретной и ответственной деятельности, направленной на осмысленные цели, в частности, на помощь другому человеку. Так мы начали развивать самостоятельные волонтерские проекты и помогать тем, кто их организует.
А когда началась пандемия, мы столкнулись с тем, что двери учреждений социальной защиты и здравоохранения, куда входили наши волонтеры, для нас оказались закрытыми из-за всеобщего карантина.
И мы стали делать встречи в зуме, их становилось всё больше – в какой-то момент мы работали почти с 50 разными организациями Нас называли «Скорая коммуникативная помощь»: для людей в тех же ПНИ мы стали важной частью жизни. Мы появлялись раз в неделю на экране обсуждали насущные темы, пели песни, играли, мастерили, проводили виртуальные походы в театры и музеи, и мир человека в интернате как бы размыкается.
Теперь мы совмещаем разные пути: работаем онлайн, когда возможно приезжаем в учреждения очно, также у нас появились индивидуальные встречи подопечных и волонтеров. Например, у нас есть художник в одном из интернатов, которому мы помогаем подготовится к выставке за пределами учреждения. Наши «Особые встречи» - это целая жизнь: 20-25 встреч в месяц, каждый день что-то происходит.
Важный принцип нашей работы: даже если этих людей нельзя вылечить, мы можем повысить качество их жизни. Волонтёры – это вообще не про вылечить, а скорее про побыть рядом, проявить внимание, дать возможность развития и общения. Терапевтических задач мы себе не ставим, мы просто понимаем, что жизнь в ПНИ может быть очень разного качества. И мы это качество улучшаем, как можем.
Буквально вчера я проводил встречу в Кировском ПНИ в Мурманской области рядом с г Апатиты. Немолодые уже женщины показывали мне своих питомцев, среди них и черепаху-долгожителя: живёт с ними 28 лет, причём они помнят, как её купили в Апатитах, они о ней заботятся, ухаживают. И им важно, что есть человек, которому они могут об этом рассказать.
Есть у меня приятель в ПНИ, с которым я на связи. Недавно шёл мимо зоопарка, а он спрашивает в ВК: «Что делаешь?» Послал ему фото. Он отвечает: «Класс». А он сейчас на карантине, никуда выйти не может. Конечно, ему интересно.
На днях обсуждали тему: «Что делать, когда скучно?» И при том, что эти женщины и вышивают, и вяжут, и много ещё чего делают, одна из них поделилась своим рецептом: «Когда ничего не хочется, надо лечь и ничего не делать».
А когда началась пандемия, мы столкнулись с тем, что двери учреждений социальной защиты и здравоохранения, куда входили наши волонтеры, для нас оказались закрытыми из-за всеобщего карантина.
И мы стали делать встречи в зуме, их становилось всё больше – в какой-то момент мы работали почти с 50 разными организациями Нас называли «Скорая коммуникативная помощь»: для людей в тех же ПНИ мы стали важной частью жизни. Мы появлялись раз в неделю на экране обсуждали насущные темы, пели песни, играли, мастерили, проводили виртуальные походы в театры и музеи, и мир человека в интернате как бы размыкается.
Теперь мы совмещаем разные пути: работаем онлайн, когда возможно приезжаем в учреждения очно, также у нас появились индивидуальные встречи подопечных и волонтеров. Например, у нас есть художник в одном из интернатов, которому мы помогаем подготовится к выставке за пределами учреждения. Наши «Особые встречи» - это целая жизнь: 20-25 встреч в месяц, каждый день что-то происходит.
Важный принцип нашей работы: даже если этих людей нельзя вылечить, мы можем повысить качество их жизни. Волонтёры – это вообще не про вылечить, а скорее про побыть рядом, проявить внимание, дать возможность развития и общения. Терапевтических задач мы себе не ставим, мы просто понимаем, что жизнь в ПНИ может быть очень разного качества. И мы это качество улучшаем, как можем.
Буквально вчера я проводил встречу в Кировском ПНИ в Мурманской области рядом с г Апатиты. Немолодые уже женщины показывали мне своих питомцев, среди них и черепаху-долгожителя: живёт с ними 28 лет, причём они помнят, как её купили в Апатитах, они о ней заботятся, ухаживают. И им важно, что есть человек, которому они могут об этом рассказать.
Есть у меня приятель в ПНИ, с которым я на связи. Недавно шёл мимо зоопарка, а он спрашивает в ВК: «Что делаешь?» Послал ему фото. Он отвечает: «Класс». А он сейчас на карантине, никуда выйти не может. Конечно, ему интересно.
На днях обсуждали тему: «Что делать, когда скучно?» И при том, что эти женщины и вышивают, и вяжут, и много ещё чего делают, одна из них поделилась своим рецептом: «Когда ничего не хочется, надо лечь и ничего не делать».
Разговоры на встречах вообще ключевая вещь. Кроме вопросов типа «как не волноваться по пустякам», мы обсуждаем что-то связанное с культурой, природой, историей и т.д.
Но всегда очень важное, поворотное событие – это когда с людьми в течение года встречаешься в интернете, а потом приезжаешь вживую. Вот ты сошёл с телевизора, и они сошли с телевизора. И вы можете потрогать друг друга.
И когда происходит встреча с волонтёрами на экране, а ты сидишь внутри рядом с ребятами из ПНИ, это воспринимается совсем иначе по другую сторону экрана. Ты можешь заметить многие детали, которых никогда бы не увидел, если бы не был здесь.
Однажды в интернате я попал на дискотеку, и, хотя я никогда не был любителем такого развлечения, здесь это совсем другое – для них это важная вещь, они готовятся, переодеваются, а в танце становятся совсем другими. Это островок стихийной радости и полной свободы.
В своей книге я написал: «Находясь здесь, внутри, важно попытаться не воспринимать все это как трагедию, а принять это и попытаться установить с людьми контакт: межпланетную связь».
Материал подготовила Юлия Комарова
Но всегда очень важное, поворотное событие – это когда с людьми в течение года встречаешься в интернете, а потом приезжаешь вживую. Вот ты сошёл с телевизора, и они сошли с телевизора. И вы можете потрогать друг друга.
И когда происходит встреча с волонтёрами на экране, а ты сидишь внутри рядом с ребятами из ПНИ, это воспринимается совсем иначе по другую сторону экрана. Ты можешь заметить многие детали, которых никогда бы не увидел, если бы не был здесь.
Однажды в интернате я попал на дискотеку, и, хотя я никогда не был любителем такого развлечения, здесь это совсем другое – для них это важная вещь, они готовятся, переодеваются, а в танце становятся совсем другими. Это островок стихийной радости и полной свободы.
В своей книге я написал: «Находясь здесь, внутри, важно попытаться не воспринимать все это как трагедию, а принять это и попытаться установить с людьми контакт: межпланетную связь».
Материал подготовила Юлия Комарова
